(посвящается лихим Оренбургцам).

Стояла „золотая” Туркестанская осень. Обычный в этом краю летний удушливый жар уже спал и дни удались безоблачные такие, ясные. Поручик 19-го Туркестанского Антонов (убит во время японской войны под Мукденом) пригласил из Керков меня и хорунжего Душинкевича погостить к нему на остров Майдан, расположенный на мощной красавице Аму-Дарье, где он со своей командой разведчиков заготовлял для батальона сено... Мы, конечно, с радостью приняв его предложение, уже несколько дней гостили у него на стану, купались, рыбалили, косили сено и ели превкусную рыбу во всех ее видах...

[ ?]Однажды, после окончания трудового, покосного дня и особенно удачной рыбалки, случилось нам загулять. Песни сменялись лихим гопаком, гопак комарем и козой, – словом, веселье царило во всю...

Была лунная, бесконечно прекрасная, ночь. Тишь царила вокруг; в камышах, где-то вдали на той стороне, плакали и жаловались на что-то шакалы и лишь наш бивуак весело жил. У нас не хватило вина. Об этом доложил поручику Антонову его вестовой.

– Ваше благородие, покончилось все, придется послать у Керка.

Хорунжий Душинкевич, услышав печальную весть, с места вскочил.

– Мотовилов! – крикнул он своего казака. – теперь 3-й час; духом гони на моем Гнедке в Керки, возьмешь, вот на все, водки, вина (он передал ему 3 рубля); мы ляжем сейчас спать, а ты к семи будь здесь.

Понял Мотовилов, управился быстро и „побежал” *) за вином, мы допили последнюю бутылку, забрались в походный шалаш и крепко заснули под мерный шум мощной реки...

Настало ясное утро... искрилась под солнцем Дарья, весело блестел и манил в свою чащу камыш, где зыкали то и дело фазаны, барханы застыли вокруг... ребята пошли на рыбалку!

Был седьмой час утра. Мы встали, выкупались в Дарье и пошли смотреть как солдат готовил уху, жарил жирных превкусных шипят.

– Ваши благородия, Мотовилов бежит! – доложил подошедший разведчик.

Мы стали всматриваться в даль. Там, среди сыпучего моря барханных песков, шел он полным наметом. Мы все следили за его бегом. Вот он почти подскакал. Вдруг... спотыкается конь, он через голову вниз, вся рожа в крови и, высоко подымая куржумы с вином, радостно закричал:

– Целые, ваши благородия! – и, ковыляя, подошел к нам...

Действительно, ни одна не пропала – он свято сберег порученное ему добро, хотя и разбил физиономию в кровь. Мы обмыли, перевязали его, щедро наградили за лихость и пошли опохмелиться немного (что-то першило во рту).

И теперь, иногда, спустя много лет, мне вспоминается лихой Мотовилов и в ушах стоит его радостный, торжествующий крик: „Целые, ваши благородия”.

*) Т.е. поскакал, казачье выражение.